Никогда Илье раньше не нравилась Гурова. Что в ней хорошего: отличница, торопыга, болтушка и ябеда. То ли дело Олеська -- она и секреты хранить умеет, и на дерево залезет проворней любого мальчишки, и когда свалится — не плачет. Леська — друг! А Гурова ходит, командует, а как что — сразу в слёзы или к учительнице жаловаться. Одним словом, староста! Но после случая на математике, когда новый учитель Гуровой тройку поставил, Илье вдруг Наташку так жалко стало, что непременно захотелось ей какую-нибудь приятную вещь сделать. И сделать так, чтоб никто не заметил, и главное, чтоб сама Наташка не догадалась… А то ведь совсем зазнается.

Несколько дней Илья пребывал в несвойственном для него задумчивом состоянии, и вдруг на уроке рисования ему представилась возможность.

В кабинете ИЗО все сидели по одному за маленькими светло-коричневыми столиками, а главное, что Илья сидел отдельно от Гуровой: она за первым столом, а он за последним. Ребята уже приготовились к  уроку и от нечего делать брызгались друг в друга, смачивая кисточки в банке с водой, как вдруг в класс ворвался длинноволосый Сергей Иванович и буквально с порога с пафосом объявил:

— Сегодня рисуем цветы!

— Почему цветы? — сразу же выкрикнул со своего места недовольный Растеряев. — Лучше б машину нарисовали, никогда ведь не рисуем!

— Потому что, Арсений! — восторженно сказал Сергей Иванович. — Цветы — это символ весны и красоты! Их очень любят ваши бабушки, мамы, сёстры!.. Если хорошо нарисуете, можете подарить, им будет очень приятно.

«А ведь это идея!» — радостно подумал Илья.

Ребята приступили к выполнению задания. Илье, как назло, ничего не приходило в голову. Он ведь не знал, какие цветы Гурова любит… Попробовал изобразить гвоздику, но гвоздика не желала получаться. Потом принялся за розу, вспомнив, что папа иногда дарит их маме, но намучился и с розой… В конце концов, махнув на всё рукой, решил соорудить чего попроще. Нарисовал круглую серединку, приделал к ней лепестки, раскрасил и понял, что получилась ромашка. И вдруг, просияв, быстро вывел наверху листа печатными буквами: «Ромашки для Наташки!»

Теперь предстояло самое сложное: незаметно передать рисунок на первую парту старосте. Илья осторожно повертел головой: ребята выполняли задания, учитель увлёкся чтением журнала. Он аккуратно толкнул сидящего впереди друга.

— Колян, передай Гуровой, только тихо, — и приложил палец к губам.

Колька растерянно посмотрел на товарища, но ничего не спросил, лишь мельком взглянул на рисунок и похлопал по плечу Петьку Ермакова.

— Чего тебе? — недовольно обернулся Ермаков.

— Гуровой передать просили, — деловым тоном сказал Коля.

— Хм, — усмехнулся Петька, с любопытством разглядывая рисунок. — Ромашки, а лепестки как у тюльпана!.. А кто просил?!

— Не знаю, — оскорбившись за друга, сердито проговорил Коля. — Передавай дальше.

Ермаков ещё раз усмехнулся и отдал рисунок Ваське Моисеенко.

Всё это время Илья сидел как на иголках, он очень боялся, что кто-нибудь из ребят откажется передавать и начнет выяснять, кто послал. Делая вид, что занят работой, он внимательно следил за передвижением листка по классу. Вот он у кудрявого Моисеенко, но, на счастье Ильи, увлечённый рисованием Васька, даже не взглянув на ромашки, передал их дальше. Осталось ещё две парты, и рисунок дойдёт до своего адресата. Но какие парты!.. Вовка Крюков и Растеряев! Вовка, конечно, парень неплохой, но…

Представив, что может произойти, если клоуну Крюкову захочется пошутить, Илья внутренне сжался…

И вот Вовка увидел листок. Повертев его в руках и изучив надпись, он вполголоса весело произнёс:

— Кажется, у нас в классе появился влюблённый художник!

Ребята зашевелились. Петька Ермаков захихикал, Растеряев с интересом развернулся к Крюкову. Воодушевлённый вниманием, Вовка поднял вверх рисунок и продолжал:

— Смотрите, смотрите, а муза, наверное, Гурова! Влюблённый художник тут так и написал: «Ромашки для Наташки!»

Ребята засмеялись и принялись тянуть шеи к рисунку, чтобы получше разглядеть надпись.

Услышав свою фамилию, Гурова недовольно повела плечами и оглянулась. Илья склонился над чистым альбомным листом, делая вид, что занимается творчеством, но на самом же деле в этот момент ему хотелось растерзать Крюкова… «Вечно он нос не в свои дела суёт! Клоун! Если всё раскроется, — сердито думал Илья, — он у меня на перемене ох как получит!!!»

Но пока ситуация складывалась удачно для Ильи. Сергей Иванович, потревоженный шумом, отвлёкся от чтения и стал искать зачинщика беспорядка. Увидев весёлого Крюкова, радостно размахивающего руками, учитель пообещал поставить ему двойку за работу на уроке. Вовка расстроился и собрался отдать рисунок Гуровой, но Сенька Растеряев вдруг проворно выхватил листок у него из рук.
Сергей Иванович сел и снова уткнулся в журнал. Сенька выждал минуту, а затем ехидно обратился к старосте:

— Посмотри, Гурова, какой тебе шедевр прислали. Тут так и написано: «Ромашки для Наташки!»

Сенька засмеялся. Ребята опять зашевелились, Илья, до которого долетали лишь обрывки фраз, занервничал. Наташка сердито покачала головой.

— Не веришь? На, смотри! — И Растеряев придвинул лист совсем близко к старосте.

И вдруг Гурова ловко выхватила его у Сеньки. Девочка стала поднимать руку, делая вид, что собирается пожаловаться, и Сенька отстал.

«Ромашки», наконец, дошли до адресата.

Наташка посмотрела на рисунок, покрутила головой в поисках того, кто его послал, а затем улыбнулась и покраснела — ромашки ей понравились! И, украдкой глядя на Гурову, Илья вдруг сам улыбнулся и покраснел.

Сергей Иванович тем временем отложил журнал, взглянул на часы и, громко кашлянув, обратился к классу:

— Ну что ж, пора заканчивать, до звонка осталось 7 минут. Времени для творчества было достаточно. Посмотрим, что у вас получилось! — И он, взяв со стола красную ручку, собрался, как обычно, ходить по рядам и выставлять оценки.

Илью охватила паника. Со всеми переживаниями, которыми был полон урок, мальчик совершенно забыл нарисовать другие цветы, не для Наташки, а для учителя… И сейчас он сидел, смотрел на пустой лист и с ужасом понимал, что всё сейчас раскроется и все поймут, что именно он послал Гуровой рисунок.

А Сергей Иванович приближался и приближался. Вот он уже склонился над Колей — кажется, ставит ему четвёрку… Еще мгновенье, и учитель оказался у стола Ильи и с недоумением уставился на пустой лист.

— Погонин, а где твоя работа?!

— Моя?.. — Илья замялся.

Голубоглазый Колька сразу всё понял и, развернувшись к другу, смотрел на него с сочувствием и грустью, но не знал, чем помочь.

Похоже, не один Коля догадался о том, где рисунок Ильи. В классе стали раздаваться смешки и шуточки: «Влюбленный художник!», «Погонин и Гурова!»

Илья был готов сквозь землю провалиться, а Сергей Иванович повторил уже более настойчиво:

— Я спрашиваю, где твоя работа?! Ты чем весь урок занимался?

Казалось, таких безвыходных положений у Ильи ещё в жизни не было. Но вдруг к его парте подошла Гурова! Она появилась почти бесшумно, словно фея из сказки, и, сжимая в руке листок с цветами, чуть взволнованно произнесла:

— Сергей Иванович, вы только «два» Погонину не ставьте. Вот его рисунок! Ему его ромашка не понравилась, и он меня попросил помочь… А по-моему, красиво: лепестки ровные, и раскрашено ярко… Возьми! — с этими словами девочка протянула Илье листок.

Смешки прекратились, ребята от недоумения открыли рты. Илья благодарно посмотрел на старосту, а затем перевёл взгляд на рисунок: на месте надписи остался чуть заметный след от ластика.

Художник Максим Леонтьев