В ветхой избёнке, что у самого леса, жили-были мать с дочерью. Скромно жили. Хозяйства у них всего-то и было петушок с курочкой да коза старая. Мать с козы пух чесала, пряжу пряла и на муку с маслом меняла. А дочка в лес по грибы, ягоды бегала и огород садила. Так и кормились.

Меж собой Татьяна с Оксанкой дружно жили, душа в душу, а вот с соседом не ладили. Нелюдимый Михаил был. Помощи от других не просил, да и сам от чужой беды сторонился. Добро своё, нажитое, от чужих глаз хоронил. Только ладно бы своё, а то иной раз и чужим не брезговал. Забредёт было на его зерно с соседского двора курочка, там и останется. Сколько раз Татьяна вернуть просила, только всё без толку. «Чем докажешь, что с твоего двора пришла?» – говорил он. Так все куры у него и остались.

Пролетело лето ягодное, златогривую осень дождём смыло, зима белоснежные покрывала в сундуки попрятала, вновь весна красная в гости пожаловала. А Оксанке-то и не до радости. Заболела матушка её, а в доме ни крупинки, ни зёрнышка. Курочка последняя и та яички нести перестала. Совсем худо. Собралась Оксанка на базар идти вместо матери. Наварила матушке киселя малинового, а сама с утра ранёхонько через лес побежала, менять пряжу на мучицу с сахаром.

Вот идёт Оксанка по лесу, пуховый моточек к груди прижимает, только мысли у неё невесёлые, думы разные голову крутят, всё о матушке беспокоится. Вдруг слышит, голосочек зовёт её тоненький, о помощи просит жалобно.

Оглянулась Оксанка, стоит берёзонька белая, зайцем зимою обглоданная. Сок берёзовый так и льётся струйкою. Достала Оксанка пряжу свою пуховую, обмотала ниточкой кору подранную. Зашумела берёзонька с благодарностью, ветками до земли клонится. А Оксанке опять голосочек чудится – у осинки веточка сломлена.

Подвязала и ей ветви ниткой пуховою. Дальше видит: зяблик над деревом кружится, просит пуха в гнездо для подстилочки. И его наделила пряжей мягкою.

Смотрит девочка, а от моточка-то не осталось ни ниточки. Запечалилась тут Оксанка, села на пенёк и заплакала.

А деревья над ней шепчутся, со зверями, птицами на языке своём лесном переговариваются. Пожалели они свою спасительницу, отблагодарить за доброту её захотели. Подлетел зяблик к девочке, на колени к ней опустился прямёхонько. Смотрит Оксанка, а в клюве у него блестит бусина. Да такая, какой в жизни она не видывала, серебром и золотом переливается. Опустил зяблик в ладошку ей бусину и запел:

«Фьи-фьи-фьи, тья-тья-тья,
Бусина спасёт тебя.
Фья-фья-фья, тьи-тьи-тьи,
В мире много черноты,
Ты добро не растеряй,
Всем, кто просит, – помогай.
Твирь-вирь-вирь, фьёт-фьёт-фьёт,
К вам Бабусина придёт,
Счастье дому принесёт,
От беды убережёт.
Чувррриу!»

Вспорхнул зяблик и полетел гнёздышко своё достраивать. Удивилась Оксанка чуду такому, зажала в ладошке вещицу диковинную и домой побежала.

А дома матушка её поджидает. Показала дочка Татьяне бусину разноцветную, хотела порадовать, а мать ещё больше расстроилась.

– Что проку от побрякушек в доме, когда есть нечего? Положи в буфет на блюдечко, может, завтра сменять на хлеб получится.  

Поохали-поохали, да делать нечего, спать легли.

Наутро зовёт Татьяна дочку свою любимую:

– Ох, Оксанушка, видно, час мой последний близится, за тебя сердечко моё плачется. Как же ты без меня, одинёшенька, на свете белом останешься? Ты пойди, поклонись от меня Михаилу, соседу нашему, попроси у него помощи.

– Я бы пошла, матушка, да в гости не зовут, чего без толку кланяться?

– Ты попробуй, доченька, от лишнего поклона спина не сломится, бедняку-то гордость не по карману. А будет чего взамен просить, отведи ему козу нашу кормилицу.

Не стала Оксанка дальше перечить матери, пошла в сарай за козой старой. Отворила дверь и глазам своим не поверила. Курочки их, все до единой, по местам сидят, а в гнёздах яиц по десятку в каждом. В колоде пшеница чистая, хоть сам бери ешь. Кругом прибрано. А к козе подошла, да и вовсе ахнула. Стоит кормилица, вся светится, пух серебром переливается. Побежала Оксанка обратно в дом. А там ещё удивительней. На столе пироги стоят ароматные, куличи да пряники чудные. Возле матушки старушка сидит, травным чаем её отпаивает.

– Здравствуй, бабушка, – говорит девочка. – Как зовут тебя? Откуда явилась к нам?

– Бабусина я. Шла на свет от лесной бусины, за дела добрые тебе подаренной. С бедой вашей пришла помочь справиться, матушку твою от хвори смертельной вылечить.

Глянула Оксанка, и впрямь бусина светится, добрым светом переливается. Обрадовались мать с дочерью, что помощь пришла к ним так вовремя, благодарить старушку стали.

Выздоровела Татьяна, за прялку взялась, пряжу на базар опять носить стала. А пряжа-то не простая. Расчешет Бабусина серебряным гребешком козью шерсть – пряжа на прялке мягким серебром льётся. Проведёт золотым – золотая нить пря­дётся. А жемчужной гребёнкой чесать начнёт – от белизны пуха глаза режет. Зажили мать с дочкой припеваючи. Что ни день, то на столе лакомства разные, через день платья да туфли новые. В огороде сама земля вскапывается, урожай созревает не по времени. Всё у них хорошо.

А у Михаила-то, наоборот, всё разладилось. Куры все разбежались, молоко утрешнее к вечеру прокисать стало, муку и ту всю жучок поел. В общем, плохи дела. Татьяне с Оксанкой пожалеть бы соседа, а они пироги едят да над Михаилом посмеиваются. Потускнела на блюдечке бусина, нахмурилась лесная Бабусина:

– Евши пирог, вспомни и сухую корочку. Негоже над бедою людскою смеяться.
А Татьяна нос задрала и соседской беде радуется:

– Поделом ему. За жадность свою расплачивается. Будет знать, как беднякам живётся.

К осени и вовсе огрубела Татьяна, с Михаилом здороваться перестала. На Бабусину покрикивать стала, что та всё чаще в соседскую сторону смотрит. А ему совсем невмоготу. Пошёл он к соседке за помощью:

– Прости, Татьяна, меня, что вёл себя не по-дружески. Помоги, чем сможешь, я в долгу не останусь.

– Нечем мне помочь тебе. Иди, в другом месте ищи помощи.

Почернела бусина, мрачнее тучи стала Бабусина:

– Человек зазнаётся, когда ему многое даром даётся. Вон сколько богатства у вас, помогла по-соседски бы.

– Ещё чего удумала! Буду я ещё своим добром раскидываться! Не бывать этому!

Совсем потухла бусина, исчезла лесная Бабусина. Темно стало в доме у матери с дочерью, пусто. Встрепенулась Оксанка, вспомнила наказ зяблика:

– Что же мы наделали, матушка? Черноту в своём сердце взлелеяли. Просящему отказали в помощи.

Поняла Татьяна, что натворили они, кинулась к соседу во двор:

– Прости, сосед, что на беду твою не сразу откликнулась. За богатством погналась, о своей нужде позабыла. Пойдём, Миша, к нам, чаем напою из вишнёвых веточек. Пирогов-то уж нет, а вот полкраюхи хлеба осталось, всем по кусочку достанется.
Засветилась на блюдечке бусина, улыбнулась в лесу Бабусина.

Пришли Татьяна с соседом в дом, а там их Оксанка блинами встречает. Вновь стало светло в избушке у матери с дочерью, радостно. А Михаил-то у них погостил, да там и остался. Стали они жить втроём и счастью своему радоваться.

А по лесу и по сей день раздаётся песенка зяблика:

«Фья-фья-фья, тьи-тьи-тьи,
В мире много черноты,
Ты добро не растеряй,
Всем, кто просит, – помогай».

Художник Валентина Цыннова