Тимка лежал на русской печи и наблюдал, как мать разжигает грубку. Ужин собирается готовить, догадался он.

Положив под дрова старую скомканную газету, мать подожгла её. Огонь начал лизать сухие, принесённые из сарая дрова.

Загудело за окном. Тимка поднял голову и прислушался: не отцов ли мотоцикл? Хотелось соскочить на пол и припасть к замёрзшему окну. Но слазить с печи мать запретила: у него ангина.

Гул за окном постепенно затих – нет, не мотоцикл, это по улице проехала машина.
Тимка ждал отца. Ждал, когда он привезёт подарок от лисички. Что же она передаст на этот раз – конфету или яблоко? – и не знал, на чём остановить свой выбор, – хотелось и того, и другого.

– Когда папа приедет? – спросил Тимка.

– Да пора бы уже, – мать посмотрела на часы. – Может, опять мотоцикл сломался?

Поломался – это плохо, огорчился Тимка. Сегодня вечером он собирался спрятаться за деревьями, что растут вдоль дороги, и подсмотреть, как лисичка передаёт подарок. А тут на тебе: горло заболело. И это от горстки снега.

Недомогание Тимка почувствовал утром. Хотел глотнуть и скривился от непривычного комка в горле, испугался и заплакал. Подошла мать, потрогала лоб, и всё открылось: играли на пруду за селом, стало жарко, и он зачерпнул ладошкой снега...

Не скоро он теперь лисичку увидит.

Отец счастливый – он каждый день встречается с ней. А Тимка не то что лису, обыкновенного зайца не видел.

Трещали в грубке дрова, в соседней ком­нате негромко бормотало радио. Залаял на улице Лапун. Лапун – потому что у него широкие, лохматые лапы, огромные, как и он сам. Положит на плечи – с ног валишься.

Лапун полаял и замолчал, значит, шёл свой.

В сенцах кто-то затопал ногами, оббивая снег, затем начал шарить по двери в поисках щеколды. Наконец скрипнула дверь, и Тимка по голосу узнал соседку бабу Марью.

– Ну что, снегоед? – заглянула она на печку. – Будешь ещё снег лопать?

Тимка обиженно отполз к стенке.

– Я не снегоед.

– Чисто снегоед, – повторила соседка. – Держи, – и она протянула Тимке что-то завёрнутое в газету.

Тимка молча взял сверток.

– Что нужно сказать? – напомнила мать.

– Спасибо, – прохрипел Тимка.

Баба Марья, кряхтя, села на стул, расстегнула фуфайку и сказала, расправляя на груди шерстяной платок:

– Ты хоть посмотри, что тебе баба Марья принесла.

Тимка аккуратно развернул газету и радостно промычал:

– Пряник.

– Тульский пряник, – поправила баба Марья. – Медовый! Мне сынок из Тулы посылочку прислал.

Тимке не терпелось проверить: так ли это? И он понюхал, а затем и лизнул пряник. Пряник действительно был медовый.

А баба Марья уже рассказывала о подарках сына, о высокой должности, какую он занимает в Туле, что на работу его возит персональная машина. Тимке слушать это было неинтересно, и он уставился на огонь в грубке. Он вдруг представил, что это луч фары отцовского мотоцикла, который несётся по укатанной снежной дороге... Нет, это Тимка мчит на мото­цикле по зимней дороге! Свистит в ушах ветер. Какое прекрасное время – зима! Вокруг деревья в снегу, а Тимке почему-то нисколечко не холодно, а даже наоборот – жарко...

Проснулся он от голоса отца, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света лампы. За окном уже темно. Стул, на котором сидела баба Марья, был пустой, возле умывальника фыркал, умываясь, отец.

– Три раза останавливался, пока до­ехал, – говорил он, принимая из рук матери полотенце. – Замучил он меня, хоть продавай.

«Неужели действительно продаст?» – со страхом подумал Тимка про мотоцикл и не решился спросить про лисичку.

Заметив, что сын проснулся, отец с грустью сказал:

– Не видел я сегодня лисичку, сынок. Не дождалась, видно, меня, убежала.

Отец повесил полотенце и сел за стол.

Тимка увидел, как расстроился отец. Ещё бы: ведь у лисички был подарок для него, и теперь она отдаст его другому мальчику, если, конечно, волки не отнимут.

– И никуда лисичка не убежала, – Тимка соскочил на пол и положил перед отцом тот самый тульский пряник, что принесла нынче баба Марья.

Отец перестал жевать и удивлённо посмотрел на Тимку. И они оба загадочно улыбнулись...

Художник Елена Завгородняя