Жил на свете башмачник. В своём ремесле он был почти богом. Потому что после встречи с ним каждая туфля была как новая, каждый сапог выглядел на все сто и каждая босоножка после своего воскрешения абсолютно не узнавала себя в новом обличье.
Жила на свете цветочница. Её лавка стояла где-то на соседней улице, и часто ветер, доносивший до башмачной мастерской обрывки газет и фраз, приносил с собой ароматы фиалок, лилий, ландышей и других цветов, чьи имена башмачнику были неизвестны.
«Девушка, каждый день прикасающаяся к цветам, непременно должна быть ангелом, – всякий раз думал башмачник, когда ветер приносил ему цветочный аромат. – Иначе райский сад перестанет быть райским садом...» – и снова принимался стучать, шить и клеить.
Время шло, башмачник радовал клиентов безукоризненной работой, а загадочная цветочница по-прежнему оставалась загадкой. Как-то в один из летних дней, когда у башмачника была целая гора работы (а когда же ещё снашивать обувь, как не летом?), он чинил очередную бедолажку туфлю, которую проще было выбросить на помойку, нежели приводить в чувство (но хозяин вдрызг разбитой обувной пары уверил, что в следующий раз именно так и поступит). Озорное солнце с любопытством заглянуло в распахнутое окошко мастерской, скользнуло по разбросанным в беспорядке на подоконнике, столе и полках инструментам, на мгновение задержалось на большом мотке бечёвки... и золотым лучом живо нарисовало на стене женский портрет.
Башмачник, склонясь над туфлей, совершал своё привычное таинство, но каково же было его удивление, когда он случайно поднял голову и упёрся взглядом в стену. Кажется, он даже вскрикнул от удивления, а совсем не оттого, что уронил молоток прямо себе на ногу: «Ой!»
Со стены напротив ему улыбалась она... Да-да, это была цветочница! И неважно, что башмачник её никогда не видел. «Так может улыбаться только она... ну или ангел... что, в сущности, одно и то же», – с улыбкой выдохнул башмачник и дал себе честное башмачное слово, что к Рождеству, когда чудеса караулят нас у каждого доброго окошка и приветливого порога, он непременно пойдёт взглянуть на своего цветочного ангела. Ну хотя бы одним глазком, потому что двумя – не осмелится...
Но однажды ветер не принёс привычного цветочного аромата. «Сегодня нет ветра», – подумал башмачник и растворился в своих башмаках.
На следующий день аромата не было снова. «Этот разгильдяй ветер попросту потерял его по дороге», – решил башмачник и с головой ушёл в свои башмаки.
Но и на следующий день аромат не появился. «Да что же, в самом деле, происходит? – не выдержал башмачник и выбежал на улицу, даже не прикрыв за собой дверь. – Да где же он? Да как он смеет? Да кто ему позволил?!»
Не помня себя, башмачник мчался по улице, издавая не то боевые кличи, не то гневные вопли, размахивая руками и пугая редких прохожих. Он бежал так быстро, что в какое-то мгновение ему показалось, что ноги и руки отделились от него и бегут самостоятельно – то вровень с ним, то обгоняя его!
Вдруг ноги нашли своего хозяина и тотчас же вросли в землю, а руки, кое-как прицепившись, сделались чужими и как будто намного тяжелее прежних. Перед глазами плясали причудливые буквы, которые никак не хотели складываться в слово. Башмачник напрягся и, с трудом выстраивая плясуний в один ряд, прочёл по слогам: «ЦВЕ-ТЫ».
«Так вот он где, райский сад!» – воскликнул башмачник. Рука сама потянулась к дверной ручке и с силой дёрнула её. Дверь не поддалась. Тогда башмачник стал яростно и отчаянно бороться с дверью. Дверь не уступила – уступила ручка: она осталась у башмачника в руке.
«В чём дело, гр-р-ражданин? Я вас спр-р-рашиваю!..» – прогремело над самым его ухом. Он медленно, как бывает только во сне, повернулся назад. Перед ним стоял блюститель порядка. «Зачем хулиганите? Вы что, читать не умеете? Видите, что здесь написано?»
Башмачник поднял голову и прочёл объявление: «Ангел улетел».
«Значит... он всё-таки был», – вздохнул башмачник и, печально улыбаясь, побрёл восвояси.
Художник Елена Новикова |